Моя жизнь до знакомства с Иисусом Христом не отличалась ни особой мерзостью поступков, ни выдающимися деяниями, дающими мне право гордиться прожитыми днями. Мои родители были простыми советскими гражданами, которые имели все необходимое для жизни и делали все, что могли, для моего воспитания. Отец – инженер, привыкший делать все своими руками, стал для меня в этом примером. Мама – учитель начальных классов – почему-то осталась в моей памяти ненавязчивой и мягкой, почти незаметной.
Я рос обычным человеком с посредственным кругом знакомств и интересов. Мои друзья были «продуктами» одного производства – советского. Только дефекты были разные: у кого-то грубые, у кого-то менее заметные. К таким «незаметным» принадлежал и я. Все мои потребности и познания сводились к следованию модным на то время веяниям: катанию на мопедах, плаванию на самодельных плотах по морю, нюханью бензина в гараже из крышки, попыткам взрывать все, что горело.
Помню еще, что свою посредственность и незаметность забивал анаболиками, как в прочитанных в огромном количестве книжках о приключениях и фантастике, пытаясь выглядеть кем угодно, только не самим собой. Однако я не становился интереснее и богаче внутренне. Курение и алкоголь были неотъемлемым атрибутом моей молодости, при этом они не захватывали меня всецело и не вводили меня в зависимость. Я просто плыл по течению, ничего плохого от жизни не ожидая.
Разного рода проблемы и страхи, приходившие в мою жизнь, не оказывали на мою психику разрушительного влияния. Отец меня бил за двойки или прогулы нечасто, но сильно, но и это не потрясало мою душу. Я становился равнодушным к его злобе, она скоро проходила, и я жил дальше, практически не меняясь от отцовского воздействия. Когда меня откровенно грабили и унижали в училище, а потом и в армии, я испытывал и страх, и ненависть, но никаких следов в моем сердце это не оставляло.
Я не мог учиться на своей боли и переживаниях. Опыт, который должен был закалять разум и сердце, не приходил ко мне: он терялся на пути от чувств к разуму. Проходило несколько дней, и я, снова ничему не научившись, мог наступить на те же грабли и получить в лоб ни за что.
Время шло, ничего предвещало тех событий, которые перевернули мою жизнь, потрясли меня до глубины души. До этого ничто не задевало и не касалось меня так глубоко.
Теперь с высоты прожитых дней с Богом я преклоняюсь перед Ним за то, что Он изменил мою личность: из бесформенного куска тела и разума он вылепил из меня человека, ставшего похожим на Него и воплотившего в жизнь многие качества настоящего мужчины, которых мне так не хватало.
О Боге в нашей стране узнать было само по себе чудом, притом на таком далеком острове, как Сахалин, где не то чтобы миссионера услышать, одежду иногда сложно на зиму купить. Рыбы в магазинах не было – ловили сами, благо, берег моря и устье реки были от нас буквально в ста шагах.
Как оказалось, пропаганда атеизма работала не только за, но и против, вызывая возмущение и смех среди моих одноклассников, в том числе и у меня. Чтение фантастики и учеба в школе не давали нам спокойно принимать все идеи советских дарвинистов. Я задавал вопросы, и единственным человеком, кто смог что-либо мне ответить, оказалась моя бабушка. Она прошла войну и плен с новорожденной дочерью на руках и молитвами к Богу, и, как теперь мне видится, знала о Нем больше, чем я тогда от нее услышал. Она всегда говорила, что если бы не Бог, она бы ни за что не выжила в немецком плену.
Я смеялся над ней, впрочем, это делали все родившиеся в этой системе.
Помню еще одного человека, который на улице среди обычного движения людей, дворовых собак, гуляющих школьников и колыхания белья на общественных веревках сказал мне, что хочет поговорить о Боге. Так же обыденно, деловито и совершенно неосознанно я ответил ему, что Бога нет. И пошел к бабушке. Она, узнав о моей реакции, очень коротко сказала о том, что Он был ее спасителем во время войны, но и ей я повторил громко и отчетливо: «Бога нет!» Она замолчала, как будто ее чем-то сильно придавили.
Тогда я не обратил на это внимание, но ее реакция отложилась в моей памяти.
Однажды вечером, когда я бредил своей первой безответной любовью, я в порыве чувств вспомнил о разговоре с бабушкой и таинственным незнакомцем, возникшим и пропавшим, словно кадр в кино. Он был как ветер, который поднял простыню и открыл удивительную картину, но тут же опустил ее, оставив тайну непознанной.
В этот вечер я пережил незабываемые моменты моей жизни. Я начал молиться, говорить с Тем, кого бабуля называла Богом. То, что происходило во время и после молитвы, не передать словами – это надо почувствовать. Учащенное сердцебиение, счастливая улыбка, всеобъемлющее чувство безмерного счастья и спокойствия – на лицо были все симптомы зарождающейся любви к Богу, которые я не смог оценить, осознать и закрепить.
Со временем и этот импульсивный порыв прошел, поскольку жизнь в толпе друзей с системой ценностей, ориентированных на удовлетворение сексуальных желаний, и стремлением скорее повзрослеть перекрыла все другие интересы, а молитва и общение с небом утратили для меня всякую актуальность.
Не могу не признаться, что я быстро стал равнодушным как к молитве, так и ценностям друзей, что делало мою жизнь совершенно бессмысленной. К окончанию школы я был похож на всех молодых парней своего времени. Со своими уличными друзьями я прожигал жизнь, как обычный подросток. Хотя, признаться, «прожигал» – громко сказано; скорее это было движением статичного тела в направлении, заданном толпой.
Мною забылось и все хорошее, что связывало меня с небом, и все плохое, что приходило ко мне от друзей и родителей.
Импульсивность, слабость, беспринципность и бездеятельность в достижении своих желаний делали меня человеком без будущего. Впрочем, и это меня совсем не беспокоило. Я шел на поводу у вспыхивавших чувств или более сильных друзей, но никогда не поступал по принципам, что хорошо и что плохо.
Одно помню, что по-настоящему запечатлелось в моем уме, характере и отразилось на всей моей самостоятельной жизни. Это урок отца о любви к одной единственной женщине. Жизнь с моей мамой была для него знаменем, с которым знаменосец не хочет и не может расстаться по причинам, известным только ему одному. Его верность на фоне беспробудного пьянства была для меня странным уроком, который я усвоил лишь частично. Мне хотелось быть верным, но далеким от водки. Наверное, это объясняет мою независимость от алкоголя и наркотиков.
И как только в мою жизнь пришла первая (школьная) любовь, я сразу стал искать ту единственную. Эти поиски и привели меня к самому ужасному, черному дню моего существования.
Отслужив в армии и переехав с далекого острова благодаря сестре и родителям в Новосибирск, я все чаще стал задумываться над двумя вопросами: работа и женщина (помните, та самая, единственная). Ее ожидание сулило мне что-то такое, что вырвало бы меня из самого себя, из тех стен, которые я все время строил.
В моей жизни до этого были девушки. Одна даже обещала ждать, пока я отслужу. Но после армии, как и для многих молодых парней, это кончилось забвением.
Устроившись на работу, я продолжал плыть по течению, ничего особо не боясь и ничего не ожидая от будущего. У меня даже не было никакой мечты. И тут, знаете, как в сказке, возникает она, та самая, с которой я мечтал связать свою жизнь. У меня сработал единственный принцип, привитый папой.
Не буду описывать всю историю наших взаимоотношений, поскольку важен именно ее конец. Наши неосторожные и безответственные действия привели нас к принятию решений, повлекших за собой тот самый черный день, о котором я говорил выше. Этот день пришел ко мне осенью. Осень у меня теперь всегда ассоциируется с чем-то серым, темным и беспроглядным.
Однажды, сидя на холодном бетонном козырьке метро, мы разговаривали о сложившейся ситуации. Вернее, говорила она, а я только слушал, находясь в состоянии беспомощности маленького зарвавшегося щенка. Моя единственная, как я тогда думал, говорила мне о беременности и о том, что она собирается избавиться от этого ребенка, а значит, избавиться от меня. Я слушал и молчал, а моя аморфность, безответственность, и несостоятельность давили меня, как каток асфальтоукладчика, открывая мне глаза на самого себя, на мою личность.
Я впервые в жизни понял, что ничего не могу сделать, я впервые в жизни осознал то, что моя физическая принадлежность к мужскому населению не делает меня мужчиной внутренне. Мне пришло на ум только одно слово – тряпка. Пуская слезы от безысходности и не понимая, что будет дальше, я попросил ее не делать этого и попробовать пожениться. Попробовать!
Мы расстались; мне, кстати, тогда даже хватило безумия заплатить за аборт деньги. Убийца и тряпка в одном флаконе, как вам это? От такого не просто плохо пахнет, рядом с таким даже я сам не мог находиться в одном теле, мне хотелось вырваться, освободиться, убежать. Такие мысли не прошли даром, и меня все чаще и чаще стала посещать идея о самоубийстве.
В моей голове даже сформировался проект, как я это сделаю и где. О времени исполнения своего поступка я никак не мог договориться с самим собой – все чего-то ждал. Потеряв всякий стимул к жизни, я не мог отделаться от тихого голоса надежды, звучащего где-то далеко за стеной моих переживаний и сожалений о самом себе. Погружение в бездну остановилось, настал момент, когда подо мной было дно...
Начало моего возвращения к жизни было положено извещением моей сестры о том, что она стала баптисткой. Возмущение и недовольство, пренебрежение и раздражение – все это я высказал в ее адрес. В моменты, когда мы с мамой ругали сестру за ее выбор, я запомнил ее улыбку, она запечатлелась тогда в моем сознании. Так не улыбаются люди, озабоченные работой, детьми и вопросом, где взять деньги на еду. А на дворе был 1997 год! Помните, я говорил о планах покончить собой? В тот момент у меня возник внутренний конфликт, который и не дал мне определиться со временем исполнения приговора самому себе.
Постепенно, примирившись с такой сестрой, я стал ее слушать, а потом и слышать. И мне вдруг почудилось, что этот путь, по которому я шел, не тот, который мне нужен. Поддавшись на приглашения сестры и придя в церковь, постепенно знакомясь с людьми, я не замечал особой легкости, беспечности и счастья на их лицах, но то, что ими двигало, давало им целеустремленность, волновало меня и не давало мне исполнить самосуд.
Еще в церкви я долго смотрел на тех, кто выходил в центр зала и молил неведомого мне Бога о прощении, а потом, вставая, шел на место походкой человека, сбросившего с себя огромную тяжесть. Я смотрел, как все поздравляли новенького, и голос, некогда звучавший во мне далеко за стеной моего эгоизма, теперь говорил мне все громче и громче.
Через некоторое время я почувствовал, что у меня не осталось выбора: или прыгать с крыши, как я задумал, или позволить Тому, кто звал меня, разрушить этот склеп, в котором я жил. Я, человек, был в положении придушенного зверька в руках опытного егеря, который, заметив рану в сердце животного, принял решение вынуть занозу и излечить это маленькое, неопытное создание. Чтобы сделать это наименее болезненно, надо было придавить его, не позволяя трепыхаться или вовсе убежать. В таком положении я не мог долго оставаться, и я вскричал о помощи, об освобождении, о прощении вины.
Я это сделал два раза. Сначала дома, потом в церкви. Вы спросите: и что произошло? Что изменилось?
Могу заверить, что мое лицо и мое физическое состояние не изменились. Я не поправился и не похудел. Но мое сердце и мой разум – вся моя внутренность – изменились: в сердце не осталось боли, исчезло чувство вины, пропало желание умереть. Разум мыслит, все функционирует, но мысли свободны, не ограничены земным, они летят. Я научился мечтать (а ведь я рос без мечты), и эти мечты связаны с Ним, Тем, кто долгие годы стучался в мое сердце, не переставая и не теряя надежды.
Это еще не все. В начале этой исповеди я говорил о моих детских молитвах, которые давали мне ощущение счастья и безмятежности. Христос, вошедший в мое сердце, как оказалось, был Тем самым, кто дарил мне эти прекрасные мгновения тогда и вернул их мне снова. Я могу улыбаться, как ребенок, могу ощущать любовь самого Бога. Я могу назвать себя мужчиной без зазрения совести, потому что это имеет смысл в Нем – в Иисусе Христе.
Бог, давший смысл всему творению, теперь дает все самое необходимое мне, чтобы я мог делать то, что я должен делать. Закончились, наконец, долгие годы без сил и желания совершать правильные, нужные, значимые поступки. Новая жизнь позволяет мне быть по-настоящему свободным, потому что теперь я знаю, для чего живу, что и как я должен делать. Сила Его слов, записанных в Библии и применяемых мной в качестве руководства к жизни, помогает мне все чаще и чаще побеждать мою импульсивность и бороться с дурными проявлениями характера. Его участие в моей жизни освободило меня от привычек удовлетворять свои желания сексуального характера. Постепенное воплощение замысла Бога в моей жизни позволило мне обрести семью и дать жизнь двум, я надеюсь, замечательным мужчинам.
Что же приобрел молодой человек без смысла жизни, без характера и принципов, придя в церковь от безысходности? Подтверждение детской веры, силу стать мужчиной по замыслу, возможность осуществить то, чего не придумает и не напишет ни один фантаст. Как писал апостол Павел, «не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его»(1 Кор. 2:9).
Дорогой читатель, вполне возможно, что ты здесь по причине бессмысленности и безысходности жизни. Может быть, ты думаешь, что тот груз, который ты несешь, не может понести никто. Возможно, христианство для тебя – еще один рецепт, шанс улучшить жизнь. Дорогой друг, Христос, живущий в моем сердце, – смысл моей жизни, Он понес самое тяжелое, что я не мог снести на себе. Он не тот, кто выписывает рецепты для общего оздоровления, ведь Он есть сама жизнь. Если вам нечего делать в этом мире, попросите Христа о прощении, о тяжести, которую вы несете, о новой жизни, которая может вспыхнуть в вас, как луч восходящего солнца, возвращая свет вашим глазам, тепло душе, перспективу вашей жизни.
На сегодняшний день я ученик заочного отделения Новосибирской библейской богословской семинарии, мечтающий проповедовать и учить в церкви; ученик, желающий быть не просто глашатаем, но и учителем Божьего Слова, исполняющий Его повеления, жаждущий увидеть то, «...что приготовил Бог любящим Его».
Артур ГЛАДКОВ,
г. Новосибирск, Россия