В христианской церкви шла служба. В первых рядах собравшихся сидел парень, который всем своим видом свидетельствовал, что желал обратиться к Богу в покаянной молитве. Было видно, что Божье Слово его коснулось его сердца. Но когда проповедник призвал людей к покаянию, он вперёд не вышел. После богослужения парня спросили: «Отчего же ты не вышел?» - «Да вы знаете кто я?» - спросил он в ответ. «Мы не знаем кто ты, но видим, что ты струсил...» Парень распетушился: «Да я на войне был, раненых с поля боя выносил и не трусил!» - «Действительно, – ответили ему, – ты был там и тогда победил свой страх, а вот сегодня ты струсил». Человек не нашёлся, что ответить и ушёл ни с чем. Слушая эту историю, я понял, что являюсь таким же ТРУСОМ.
Эту историю рассказал Александр Фёдорович Тарасенко, подполковник внутренней службы Украины. Последнее место его службы – начальник колонии усиленного режима в Черкасской области. Его «подопечные» – три тысячи преступников, приговорённых к длительным срокам заключения. Его поступок – молитва покаяния перед несколькими сотнями заключённых. Он – настоящий мужчина, потому что признал свою зависимость от Творца. Его вероисповедание – евангельский христианин-баптист. Последствия его поступка – увольнение из органов.
НАЗНАЧЕНИЕ КОЛОНИИ До встречи с Тарасенко я знала о «тюремно-колониальной системе» не слишком много. Трижды бывала в колониях общего режима, раз десять – в различных тюрьмах и следственных изоляторах, однажды журналистские пути-дороги завели меня в тюрьму для пожизненных заключенных. Но даже этого опыта оказалось достаточно, чтобы понять, что все так называемые учреждения исполнения наказаний - отнюдь не перевоспитывают содержащихся там, а только временно изолируют, тем самым еще больше разжигая в них нечеловеческие страсти - ненависть, месть, жадность, похоть плоти и очей и т.д. Не имею права говорить, что эти мои рассуждения касаются всех осужденных, но доброй половины – уж точно. Кроме того, я четко уяснила, что бывают (на преступном языке) «красные зоны» – там, где основная управленческая власть сосредоточена в руках начальника учреждения и его команды; а бывают «черные» - здесь законная власть всего лишь фикция, основными боссами выступают «воры в законе», диктующие всем свою волю и последовательно проводящие свою политику.
К чему все эти рассуждения? Да к тому, что инструментарий тюремных воспитателей ограничен, к сожалению, только силовыми методами. А разве может дубинка или огнестрельное оружие победить хитрость, исцелить израненное сердце или изменить жизнь человека, позитивно ее преобразив? Не хочу отрицать необходимости применения силы, да только сила - отнюдь не панацея на все случаи жизни, даже если речь идет о закоренелых преступниках.
«ВОЗВРАТИСЬ ТУДА, ОТКУДА НИСПАЛ» «Александр Федорович, спросила Тарасенко, – а ваша колония была „красной“ или „черной“?» – «Сначала „красной“, а потом Христовой», – с уверенностью ответил он. Зная предысторию, понимаю, о чем он говорит.
Решение назначить Тарасенко начальником колонии усиленного режима (где отбывают наказание преступники, впервые совершившие тяжкие преступления), для него самого было неожиданностью. Имея за плечами богатый опыт службы в силовых структурах, в том числе, в системе исполнения наказаний, он никак не ожидал, что окажется там, откуда когда-то «ниспал».
В апреле 1984 года Александр Тарасенко вернулся домой после армейской службы. Почти сразу его пригласили в пединститут – тренером по велоспорту. Но в один день он лишился почти всех своих студентов – ребят поставили в армейский строй. И начались поиски работы, которые привели его, по совету друга, в управление кадров Черкасского УВД. Всем был хорош рекрут, кроме партийной принадлежности. На то время Тарасенко числился в комсомольцах, а в Управление внутренних дел брали коммунистов. Правда, «силовые кадровики» присоветовали Александру обратиться непосредственно в колонию: «Вот ты поезжай к ним, у них там всегда людей не хватает, глядишь, тебя и возьмут. Отслужи там немного, они дадут тебе звание, а тогда приезжай к нам, мы тебя с радостью примем». А ведь они были правы, в колонии закрыли глаза на то, что у Тарасенко не было партийного билета, отправили «мастерить» на производстве, т.е. распределять наряды, контролировать заключенных в выполнении заданий и т.д. Через три месяца дали лейтенантские погоны и вскоре назначили начальником отряда. Александру Тарасенко достался 11-й отряд, который работал в швейном цеху. Заключенные шили не только обычные перчатки, мешки и прочую простую в плане исполнения продукцию, но и детскую одежду, халаты и даже женские платья. Интересно, знали ли черкасские модницы 80-х годов, кто изготовлял их наряды? Вряд ли, да только заключенным это и не нужно было, для них гораздо важнее было заработать на производстве деньги. А деньги за труд перечислялись на личный счет каждого «тюремного портного».
Карьерный рост Тарасенко шел достаточно быстро: через три года службы ему дали звание «старлея», избрали секретарем комитета комсомола колонии, что во многом помогло ему получить заветный партийный билет.
Верна поговорка, что квартирный вопрос меняет людей. Поменял он и Александра Федоровича, в том плане, что наш герой решил подзаработать деньги на покупку кооперативной квартиры и подался на север – в Коми АССР, где кругом тайга, а хозяин – медведь. Определили его сначала начальником отряда небольшого поселения («лесная трудотерапия»), потом назначили «главным воспитателем». Осужденные заготавливали лес, а Тарасенко и еще несколько офицеров их то ли охраняли, то ли караулили. «А как вы воспитывали этих людей?» – спрашиваю. Он отвечает, что почти никак, вся их работа была направлена па выполнение плана – качественно и в срок. Думали лишь о том, как бы сделать норму, ценой неимоверных человеческих усилий, на пределе моральных и физических сил.
Почти полное отсутствие мало-мальски нормальных условий жизни: все (и осужденные и сотрудники) жили в щитовых вагончиках, в огромной удаленности от цивилизации, преодолевали трудности сурового климата. О том, чтобы иметь при себе жену и малолетних детей, не могло быть и речи. Не выдержав и полгода такой жизни, супруга уехала на «большую землю». Пришлось вернуться в Черкассы и Александру Федоровичу. Тем более, что обещанный «длинный рубль» так и остался обещанным. Нет, его не пугали трудности и суровость службы на Севере, гораздо больше удручало то, что он был не в силах изменить «воспитательную ситуацию».
Несколько раз он пытался перевестись назад, в Украину, но каждый раз его рапорт оказывался в корзине. Ситуация затягивалась, а отношения с семьей разладились настолько, что он уже был готов все бросить и написать заявление об увольнении. Но сердце начальника смягчилось, и его отпустили. При этом в Черкассах путь в систему УИН Тарасенко был заказан, перед самым отъездом в Коми его предупредили: «Ты настоял на своем, но смотри, когда задумаешь возвращаться, будут приложены все усилия, чтобы тебя здесь не было». Однако Александр Тарасенко - не амбициозный человек, его вполне устраивала должность инспектора, а затем начальника инспекции по делам несовершеннолетних. Тем более, что и здесь, приметив его трудолюбие и тщательный подход к исполнению обязанностей, руководство продвинуло Тарасенко в заместители начальника отдела милиции центрального района Черкасс. На этом этапе его жизни проявилось библейское слово: «Вернись туда, откуда ниспал». Правда, звучало оно несколько по-иному, и исходило не из Божьих, а из человеческих уст. Один из больших руководителей Черкасского УВД однажды заговорил с ним об этом: «А что, если вам вернуться в колонию начальником?». Причем это было не предложение и даже не рекомендация, а приказ, сказанный в мягкой вежливой форме. Зная «силовую» субординацию, Тарасенко понимал, что своим отказом поставит крест на дальнейшей работе в органах. Делать было нечего, пришлось соглашаться.
И вот 1 января 1996 года майор Тарасенко предстал перед трехтысячной «публикой» осужденных. Новый начальник обратился ко всем - и к осужденным, и к сотрудникам, подчеркнув, что дальнейшая ситуация будет зависеть от их взаимоотношений: тот, кто хочет жить нормально, - тот и будет так жить, а кто стремится к воровской жизни, – у того возникнут проблемы, потому что сладости в такой жизни не много...
СВОБОДНАЯ ЗОНА Сразу после «презентации» к Тарасенко подошёл один из заключенных. «Вы помните меня?» – спросил он «гражданина начальника». Как же такого забыть? Хотя с тех пор прошло около десяти лет... Личность довольно яркая – с виду коренастый и кругленький, отличался непомерной страстью к спиртному. За это его прозвали Пузырем. «Конечно, помню тебя, Пузырь. Сколько ты теперь на грудь принимаешь?» – спросил его Тарасенко. Заключенный непонимающе, с изумлением посмотрел на офицера, пожал плечами, кинул фразу, что, мол, ему это уже не нужно, он теперь стал верующим, – и ушел. Тарасенко тогда показалось, что этот тип решил «засветиться» перед новым начальником, чтобы потом, при случае, использовать это в своих целях. Но у Пузыря были другие мотивы, о которых Александр Федорович даже и подумать не мог.
Все больше и больше приобщаясь к «колониальной жизни», он стал замечать, что некоторые заключенные, в том числе Пузырь, совсем не такие, как основная масса. Их мысли и поступки были обращены в сторону Бога. Ко времени прихода нового начальника в местной колонии уже полтора года действовала церковь евангельских христиан-баптистов. Называлась она «Свобода». Как потом выяснилось, церковь была первой открывшейся на территории учреждения исполнения наказаний Украины. Тарасенко не стал разгонять общину или менять ее устройство, так как для себя решил: «Не я это дело начинал, не мне его и убывать»! Он стал лишь наблюдать за верующими, в том числе за проповедником Анатолием Григорьевичем Перепелицей. Каждое воскресенье тот проводил в местном тюремном «доме культуре» богослужения, а на неделе занимался душепопечительством. Однажды он обратился к Тарасенко с просьбой посодействовать православным заключенным, выделить для них молельную комнату и пригласить православного батюшку. И хотя в колонии свободных помещений решительно не хватало, Тарасенко изыскал возможность, чтобы удовлетворить религиозные нужды православных верующих. На освящение комнаты из Черкасс приехал высокопоставленный православный иерарх. Освящение вылилось в масштабное событие, которое журналистская братия описала на страницах газет, с фанфарами показала с экранов телевизоров. Со временем православные часовенки стали появляться и на территории других исправительных учреждений, за это не наказывали, даже наоборот, поощряли. А вот согласие Тарасенко построить на территории колонии небольшое здание церкви евангельских христиан-баптистов вылилось в то, что его чуть было не отстранили от должности. Долго пытался Александр Федорович объяснить начальству, что религия служит мощным воспитательным орудием, что баптисты ничего худого не привнесли в «колониальную жизнь», напротив, благодаря их бескорыстной духовно-нравственной и социальной деятельности многие закоренелые преступники встали на путь исправления и т.д. Однако его доводы начальство не убедили, и Тарасенко отделался предупреждением о «неполном служебном соответствии».
Казалось бы, какой смысл рисковать своим положением? «Я считал, – рассказывает он, – что церковь – это очень важно, хотя сам в полной мере не был верующим человеком. Всем своим коллегам из других колоний рассказывал, как начинать «церковное дело», многие из них приезжали ко мне перенимать опыт. Я же видел, какие позитивные плоды приносит христианская вера. Это были мои наблюдения с позиции руководителя, воспитателя, отвечающего за такой сложный контингент, каковым являются заключенные». На одном из совещаний он так и сказал: «Знаете, ни один воспитатель не в состоянии сделать того, что делает в жизни человека вера и церковь. Когда осужденные выходят на покаяние, то они выходят из преступной толпы, которая по своим делам невероятно далека от Бога. Но людей что-то побуждает сделать этот шаг, какая-то сила толкает их на это, и они делают шаг вперед, становясь «белыми воронами», публично рассказывают о своих грехах и отказываются от прошлой жизни. Бог делает с ними то, над чем работает вся наша система перевоспитания. Вот почему мы не должны мешать христианам, вот почему мы должны эту работу сделать массовой!» Такое заявление шокировало участников совещания, начальников Тарасенко, однако не настолько, чтобы предпринимать какие-то репрессивные меры в его адрес. Ведь он был, подобно каждому из них, атеистом. До тех пор, пока не наступила полнота времени...
ТЮРЕМНЫЕ БАПТИСТЫ Чем больше свободы христианам давал начальник колонии, тем эффективнее шел воспитательный процесс. «Тюремные баптисты» не уклонялись от труда, они всегда вызывались работать на тех участках, где было сложнее всего, они положительно влияли на беспредельщиков, коих в колонии общего режима хватает, а тут ведь режим особенный – усиленный. Теперь уже Александр Федорович стал думать, как бы каждого заключенного привести в церковь... Но когда это было, чтобы людей палками в храм Божий загоняли, даже если эти люди – преступники, зависящие от воли хозяина-начальника? Тарасенко избрал другую тактику, он сам стал частенько захаживать на воскресные тюремные богослужения, а по окончании их со сцены призывать своих подопечных принимать христианскую веру. Нонсенс, не правда ли? Чтобы подполковник силовых органов, атеист до мозга костей, возглавляющий своего рода «маленькую страну» с трехтысячным населением (коей являлось его учреждение) уговаривал «свой народ» принять христианскую веру, в которую он сам не верил... Дело в том, что он был мудрым руководителем, перед которым каждый день стояли следующие задачи: как управлять учреждением? как не допустить ЧП? И как бы он не сопротивлялся, понимал: ничего так эффективно не работает, как христианская идея. Тарасенко решил: с ним или без него христианство все равно изменяло, изменяет и будет изменять людей; так вот, для него во всех смыслах лучше воспользоваться плодами этих перемен.
Разные они были, эти тюремные баптисты. До уверования кто-то оказался за решеткой за убийство, кто-то - за изнасилование, грабежи или хулиганские действия. Тарасенко видел, что Бог действует не избирательно, Он любит всех в равной степени. Присмотрелся, например, к Александру. Тот в 20-летнем возрасте убил девушку. Судейский молоток приговорил его к достаточно «мягкому» сроку – 15-ти годам колонии, хотя прокурор просил у судей высшей меры наказания. Для парня 15 лет показались концом света, годы за колючей проволокой были для него гораздо страшнее «вышки». В заключении он нашел себя в спорте, занялся боксом, внешне всем свидетельствуя, мол, смотрите, какой я крепкий во всех смыслах. Но, попав в тюремную «Свободу», понял, что очень слаб. Не сразу это произошло, вначале посмеялся над верующими, но в следующее воскресенье снова пошел в церковь и обратился к Богу. Его поступок в буквальном смысле слова потряс всю колонию, ведь Александр считался местным авторитетом. «Как же так: он отказался от человеческого авторитета ради Божьего?!» – перешептывались все в учреждении, начиная от заключенных и заканчивая сотрудниками. Вот так авторитет Александр стал братом во Христе Александром.
Тарасенко привык до всего докапываться; тем более, глядя на таких, как Александр, хотел понять, где этот корень, на каком уровне сознания происходит переосмысление. Регулярно заглядывал в Библию, размышлял над прочитанным, все чаще и чаще подчиненные стали замечать, как он ведет долгие беседы с тюремным проповедником Анатолием Перепелицей. Незаметно профессиональный интерес подполковника Тарасенко к религии перерос в личный. Он даже не заметил, когда и как это произошло. Теперь он старался не пропустить ни одного богослужения, находил причины, чтобы в воскресный день поехать на службу. Ему казалось, что каждая проповедь касается и обличает лично его. Он понимал, что по-прежнему дальше жить нельзя, но ничего не мог сделать для собственной перемены, только со стороны наблюдал, как заключенные с дерзновением делали тот самый шаг вперед, шаг к новой жизни... Ему стало страшно. Он чувствовал себя трусом, сердце изнывало от боли. Тем не менее, Александр Федорович снова и снова приходил в «Свободу», чтобы удовлетворить духовную жажду. Все, что происходило на собраниях, было понятно. Слово Божье доносилось простым языком, и эта простота подкупала Тарасенко. Он перестал сопротивляться, и охотно принял приглашение поучаствовать в семейной встрече христианских пар.
Тот январский вечер надолго запомнится чете Тарасенко еще и потому, что никогда до этого они не встречали такой неподдельной искренности во взаимоотношениях между людьми. Рассуждали о том, что говорит Библия о семье. Затем Анатолий Перепелица предложил склониться перед Богом в молитве. «Я никогда до того не молился, – вспоминает Тарасенко. – Поэтому просто закрыл глаза и лихорадочно стал искать выход, мысли скакали: что мне сказать? Я же должен что-то сказать, должен помолиться, но как? Подошла моя очередь, и я сказал, о чем думал. Получился какой-то экспромт. Уже тогда думал о своем покаянии, много раз мысленно прокручивал картину, как я в тюремной церкви «Свобода» выхожу на сцену и прошу Бога простить меня. Каждый раз каялся про себя, но никак не мог сделать это на людях, тем более в присутствии заключенных. Только я пытался выйти вперед, как меня охватывал парализующий страх, в голове бурлили мысли: „Покаяние? Зачем это делать при всех? Ну, если ты так хочешь, то покайся себе тихонько дома“. Поэтому молитва моя тогда была, наверное, абсурдная: Господи, дай мне, пожалуйста, сил повернуться к Тебе и покаяться в твоей церкви „Свобода“».
ПОКАЯННАЯ МОЛИТВА НАЧАЛЬНИКА КОЛОНИИ Дальше события развивались стремительно. Мартовским субботним вечером 2000 года Александр Федорович снова оказался в гостях у тюремного проповедника. И там познакомился с Заслуженным артистом СССР Юрием Богачевым. Тот в свое время настолько опустился, что иной бомж выглядел по сравнению с ним интеллигентом. Но вовремя подоспевшая Божья помощь вытащила артиста из жизненной помойки в «чудный Свой свет». И вот теперь артист Богачев ездил по Украине, рассказывая свою историю спасения. Тарасенко не остался равнодушным, слушая его размышления о вере, христианской церкви, о людях... А потом была эта история, о которой я рассказала вначале – и Тарасенко понял, что является таким же трусом, как тот заключённый, который побоялся выйти вперед и покаяться перед Богом.
Все заключенные, да и сотрудники колонии уже привыкли к тому, что апофеозом каждого богослужения является призывающая к покаянию речь их начальника, поэтому совершенно спокойно отнеслись к тому, что Тарасенко вышел на сцену. Не многие заметили волнение в его глазах. В следующее мгновение начальник твердым и не терпящим возражения голосом велел всем встать. По рядам заключенных прокатилось недоумение. Изумленные четыре с лишним сотни человек взирали на то, как их несгибаемый и жесткий «хозяин», вытирая слезы, просит Бога простить его и приглашает войти в свою жизнь для того, чтобы стать полноправным Правителем. «Это по-нашему!» - скажут верующие люди. Но вы только представьте себе подобную ситуацию в случае, например, с президентом России или Украины. Верится с трудом... А каково было поверить заключенным? Ведь для них начальник колонии, пусть и на время, является тем самым президентом.
Затянувшуюся паузу прервал, казалось бы, опытный в таких вопросах, но в тот момент также растерявшийся тюремный проповедник. После всего Анатолий Перепелица передал Тарасенко, теперь уже брату во Христе, Библию с памятной надписью: «Брату Александру Федоровичу в день покаяния 5 марта 2000 года».
ОТВЕРЖЕННЫЙ За каждым воскресеньем всегда наступает понедельник, который народная молва окрестила тяжелым. Правда, для самого «виновника» торжества он тяжелым не был. Как обычно по понедельникам, он доложил в Черкасское УИН о ситуации, ничего, однако, не сказав о том, что сам обратился к Богу. Ему тогда казалось, что это событие к делу не относится. Но уже во вторник его непосредственный руководитель позвонил и начал разговор не с обычного приветствия, а с крика: «Как ты мог до такого докатиться?!» Разговор продолжился в управлении. Уверенный в своей правоте Тарасенко указал шефу, что у того на шее ведь тоже есть крестик, и он вроде как верующим себя считает. Но офицер рявкнул: «Ты что, не мог это сделать в другом месте, где-нибудь отдельно?! Поехал бы к батюшке, исповедовался, чтобы никто не знал! Тебе что, нужно, чтобы все об этом знали?» Претензий к работе Александра Федоровича не было, начальство вообще удивлялось, как он тянет такую махину в три тысячи человек – колонию. Разговор состоялся в марте, а в мае подполковник Тарасенко предстоял перед коллегией УИН Украины. Хоть повод был другой, в колонии ножом подрезали человека, но все присутствующие понимали, за что судят Тарасенко. Такие ЧП периодически случаются в любом закрытом сообществе, тем более, в колонии. Обычно ограничиваются строгим выговором начальнику колонии. Тарасенко же уволили из органов «за несоответствие занимаемой должности», вдогонку кулуарно бросив фразу: «Такие люди у нас служить не должны. Они позорят честь мундира».
|